Господин Ран
121212
До утра турдаса Пулло успел раздобыть где-то нож в ладонь длиной и дубинку с обернутым войлоком тяжелым концом. Еще он принес несколько коротких метательных копий. Когда я спросила как он собирается пронести их на ферму, он пробурчал что-то и ответил, что они предназначены не для встречи с Раном.
Я бы продолжила обижаться на него и дальше, но рассудила, что толку в этом было чуть. Будто бы мне хотелось следить за какими-то служками. К тому же, он оставался, как ни крути, единственным человеком, с которым я могла поговорить (хотя разговорами это я назвать бы и не решилась), за вычетом боязливых соседей снизу — к ним можно было бы обратиться через щели между половыми досками, но я так этого и не сделала, хотя меня и подмывало — не хватало еще, чтобы у кого из них из-за меня сердце лопнуло. Так что приходилось молчаливому центуриону выслушивать мои бредни, навеянные смертной скукой.
Лендманновы люди несколько раз в сутки присылали через мальчишек-попрошаек донесения о Мании Фабии и его спутнике. Того, который прибегал в первый раз, Пулло отругал за то, что тот плохо помнил что ему рассказали. Как я поняла, в дальнейшем перед Пулло отчитывались непосредственно те, кто следил за имперцами в прошедшие несколько часов. Подобные визиты были единственным развлечением в нашем обиталище, и, волей-неволей, я тоже стала разбираться в распорядке дня церковников не хуже чем кто-либо.
Выходило, что Фабия постоянно сопровождает его друг. Его побирушки описывали как «здоровенного». Когда я спросила одного из них, больше или меньше он был наемника, тот поглядел с сомнением, раздумывая, стоит ли отвечать какой-то девке, но все-таки сказал, что Фабиев товарищ был выше центуриона, но и стройнее его, хотя едва ли уже в плечах. Этот друг, продолжил босяк, всюду ходит за поверенным, и его даже допускают в покои священника вместе с самим Фабием. Оружия ни тот, ни другой, вроде бы, не носили, но у Здоровенного была палка наподобие трости. (Услышав это, Пулло нелегко поморщился — как я выяснила позже, подумал о том же, о чем и я: уж не колдун ли этот Здоровенный?) Жили они при храме и, по всей видимости, имели доступ в различные его помещения. Мальчишки предположили, что жить имперцы могли либо в подвале, либо наверху, там же, где и жрец. Сам жрец, однако, в храме не жил, и своей комнатой пользовался только от случая к случаю — например, чтобы пообедать в праздничный день, когда вечером должна была быть еще одна служба.
Жили Фабий со Здоровенным в приходе «давненько». Никто из оборванцев не смог припомнить точно, но все сходились в том, что прибыли те двое еще до войны. Пулло кивнул и подтвердил, что так и выходило по словам его информаторов. Никаких особо странных привычек за ними не водилось — так, разве что что вместе все время. В тирдас господин поверенный со своим компаньоном ходили на рынок — там же, в Рыбном квартале. Ничего необычного: репа, морковка, зелень какая-то. А так обычно сидят в храме, а если нет — то ходят по поручениям да по церковным надобностям. Трогать их никто не трогает, так — один раз остановили ребята какого-то мелкого главаря из тамошних, кто под Брадионом Бочкой, — и ничего. Поговорили, да и разошлись. Пацаны, понятно, к тем разбойничкам соваться не стали — не любят темные нордов, а кровь-то горячая — им человека убить, что норду — комара надоедливого, а эти и не посмотрят, что дети. Вот так вот. Такие вот церковники.
Пулло не настроен был делиться со мной своими сокровенными планами, но из его ворчания себе под нос и случайных обмолвок я поняла, что он хочет наведаться к поверенному после встречи на ферме.
— Ты думаешь, мы вернемся с фермы? — спросила я. Я думала о предстоящем и нашла себя странно безразличной к своей судьбе.
— Если боишься, можешь остаться, — только и ответил Пулло.
— Я спросила потому, что мне интересен ответ. Твой.
Бывший сигнифер помолчал с видимым неудовольствием и сказал:
— Фру важен результат. Она предпочтет убедиться, что мы все сделаем как надо. Я бы не стал в это лезть, не будь я уверен, что это не станет моим последним танцем.
Он усмехнулся.
— Все будет гладко, — добавил он спустя некоторое время. — Мы будем не одни.
Он оказался прав. Утром турдаса в наше прибежище пришли четверо людей фру. Предполагалось, что они будут прикрывать наш отход. Как безразлично я бы ни относилась к готовящемуся предприятию до того, теперь во мне проснулось волнение. Четыре этих головореза — Старнвар, Хольмнрод, Калдлак и Нилридд — живо напомнили мне о том, что случиться сегодня вечером… и об обещании фру.
— Там два въезда, — сказал Хольмнрод, старший и самый рослый из четырех, положив на стол кусок доски с выцарапанным на нем грубым планом. — До одного ведет дорога из города. Ты, — обратился он подчеркнуто к Пулло, — едешь по ней.
— Это я должен был видеть еще неделю назад.
— Ты что — недоволен чем-то? — взвился Калдлак, самый младший и дерганый.
Хольмнрод не обратил внимания ни на него, ни на реплику Пулло.
— Второй закрыт всегда. Но ты будешь уходить через него. Здесь, — ткнул он пальцем в место, где доска уже заканчивалась, — будет телега. Помнишь — доведи дотуда главного. Живого. Бьярбранд вас заберет. По идее, из хаты есть второй выход, сзади, но хер его знает, так это или нет. Если нет — через окна уходи. И вот, западный выезд…
— Почему не через передний? Вы же войдете уже.
Нилридд хохотнул:
— Войдем уже не мы, мил человек, а городская стража Виндхельма. И валить мы будем всех и каждого.
— На уши потом посмотрим, — дохнул себе в ладони Калдлак. У него был неприятный пристальный взгляд, подкрепленный легкой улыбкой.
— Через задний, — повторил Хольмнрод. — У вас будет где-то полчаса на все про все. Когда выедете из города, мои ребята шепнут мне. Мы пойдем сразу следом. Думай, что где-то когда вы приедете, мы уже выходим из ворот. И чтобы к тому моменту, как мы доберемся, ты уже был готов. Посмотришь, сколько вы будете ехать. Если ты нам попадешься… ну… будем там не только мы. Там есть люди, которым вообще наплевать, человек ты или нет. Одно отношение ко всем, говорят, должно быть. Даже к темным. Короче, если ты оттуда не умотаешь — объяснять надо?
— Объясняй, — сказала я. Мне было понятно, к чему клонит стражник, но все они — включая Пулло, которому, похоже, не претила их компания — вызывали у меня такое отвращение что мне хотелось дать им — и себе — повод, хотя и понимала, что это не лагерь Биргера, и дракой дело тут не ограничится.
Хольмнрод покосился на меня, но все-таки ответил:
— Объясняю. Положат всех мордой на землю — и Рана тоже. Никаких доказательств там, само собой, не будет. Его и отпустят. А вот вас…
— Сколько там охраны? — спросил Пулло.
— Охрана — не твоя забота.
— Мне надо знать, чего ждать при отступлении.
— Охрана на нас, — сказал Старнвар.
— Да, — кивнул Хольмнрод. — Ты волнуйся лучше о Ране.
— Изгородь?
— Ярда три. Не очень высокая, это ж ферма.
— Куда мы едем после всего?
— Куда ее милость скажет, туда и едем, — заявил Калдлак. — Там-то будет этому ушастому хуесосу, за все его делишки! Знаешь, так: порезать его, неглубоко — и в сырое какое место, чтоб черви в ранах завелись. На пару деньков…
— Хорош, — велел старший. — Твое дело — на ферме. Что дальше — пусть тебя не колышет.
— Полчаса, — удостоверился наемник.
— Где-то в том районе, — подтвердил стражник. — Потом… потом будешь, значит, иметь дело с нами. И это… в общем, если попадешься — помни, лучше, того, молчи.
— Не учи, — голос Пулло звучал волчьим ворчанием. — Не дорос еще.
— Следи за метлой, — снова вскинулся молодой.
Хольмнрод, как и прежде, не стал обращать внимания ни на то, ни на другое.
— Коли капитан чего узнает — я буду знать, кто сболтнул. А ты будешь в моей власти. Учти.
Единственный зрячий глаз Пулло блестел, и блестел нехорошо. Пулло, однако же, промолчал.
— В общем, расклад такой, — сказал Хольмнрод. Скорее всего, мне показалось, но в его тоне немного поубавилось уверенности, и сказал он это больше затем, чтобы сказать хоть что-то, а не донести реальную информацию. — Все понял?
— Понял, — ответил Пулло. — Все сделаю. Смотри, чтобы твои не обосрались.
Хольмнрод фыркнул — то ли смех, то ли удивление. Сказал:
— Мои-то… за собой следи, в общем. Ладно. На выход, робяты.
Троица его приближенных повставала с мест и двинулась к выходу. Хольмнрод задержался:
— И вот еще… хочешь подстраховаться — это, найди какие бумажки…
— Бумажки? — Пулло не встал их провожать.
— Ну там… договоры-хуеры. Будет чего за Рифтен — бери с собой. Даже если заловят тебя, то, ну… я посмотрю там, че сделать можно.
Он остановился в самом дверном проеме:
— Меня не бойся, сиродиилец. Вот ее милость… — он помолчал и вздохнул тоскливо, а потом вышел.
Тит Пулло продолжил сидеть на месте, почти неподвижно. Уж не удар ли его хватил, подумала я со смесью страха и неоправданной веселости.
— А я в эту стражу поступать хотела, — произнесла я, сама себе не веря.
К моей неожиданности, имперец рассмеялся.
— Другие не лучше, — отхохотавшись, сказал он.
— Ну и план у них.
— Бывало и хуже.
— Правда?
— Может быть, — ответил Пулло и встал наконец с места.
***
По переданной несколько дней назад через людей господина Тори из городской стражи договоренности, нас должны были ожидать у въезда в темный квартал со стороны старой пивоварни. Господина Тори, насколько я поняла, фру взяла за все выступающие места и держала крепко, вот ему и пришлось содействовать ей в войне против своих бывших нанимателей. У меня были неприятные подозрения, что почтенный страж предпочтет не рисковать попусту и не оставит данмеров с их Раном так просто, но, напротив, сыграет против фру и, как следствие, нас. С другой стороны, делать это, чтобы избавиться от сторонних наймитов вроде нас, было бы глупо. Это меня и успокаивало — ненадолго.
Старая пивоварня была давно покинута — видимо, из-за близости неспокойного гетто, а может, и еще из-за чего. Пулло или не знал истории этого места, или не настроен был на разговоры — всю дорогу он молчал и не перестал и на въезде в резервацию.
Солнце уже садилось — зима по-настоящему началась. Хорошо, в один из дней принесли ворох одежды потеплее — милость Валбьорна, как передали слуги.
Пулло выглядел довольно забавно и нелепо в пышной мохнатой шапке. Где-то под шубой он прятал дубинку. Мне достался нож. Я пыталась спорить с этим разделением, но наемник остался непреклонен. Топор я тоже не взяла — чересчур заметно.
Солнце коснулось городской стены на другой стороне Виндхельма, когда на дальнем конце улицы показалась открытые сани о двух конях. Их гривы были припорошены снегом, а пар, валивший из ноздрей, делал их похожими на диковинные механизмы. На облучке сидел закутанный в рваную шубу с истрепавшейся шерстью данмер. Голова его, однако, была непокрыта.
— Уши не отморозишь? — беззлобно бросил Пулло, заставив меня с неудовольствием понять, что его зубы еще не смерзлись от мороза.
— Пока с неба не падает пепел, я всем в жизни доволен, — ответил эльф.
Позади него в санях сидели трое. Одним из них был тот хохлатый, что принимал нас с Пулло во время нападения на склад. Сложно было понять, были ли другие двое просто охраной, или же играли в иерархии местной банды роли более значительные — плотная одежда делала их всех равновеликими, и невозможно было отличить природную крепость от приданной многими слоями покрова.
— С добрым вечером, господин Пулло, — осклабился хохлатый. Он и его спутники слезли с саней и почти незаметно рассыпались в стороны, как бы невзначай окружая нас с центурионом. Мое сердце пропустило удар. Неужели?.. — И вас, сударыня, тоже.
— Надеюсь, он будет добрым, — ответил сигнифер. — Нам не терпится обсудить, наконец, поставки.
— Донстар изнемогает без лунного сахара? — улыбка темного нравилась мне все меньше и меньше.
— Обсудим это с господином Раном, — сказал Пулло и шагнул к саням.
Хохлатый остановил его жестом.
— Не так быстро, господин Пулло, — произнес он. — Неприятная, но… необходимая процедура. — Он кивнул своим приспешникам.
Двое подошли к Пулло. С рукой на рукояти ножа, я приготовилась бить ближайшего и бежать — никакой бывший центурион и никакой милый Валбьорн с его сучьей мамашей, и даже никакие деньги и власть, данные конунгом, не стоят того, чтобы умереть за них здесь, в этом проклятом гетто!
Я обернулась. Оставшийся данмер стоял на почтительном расстоянии, явно не решаясь подойти. Почему-то я подумала о том, что не смогу вступить в стражу — теперь, когда Хольмнрод и его ребята знают меня.
Я повернулась обратно. Один из громил хохлатого вытащил дубинку у Пулло из-под шубы и отдал ее своему главарю. Тот, не говоря ни слова, взвесил ее на ладони и продемонстрировал центуриону — будто тот сам мог ей удивиться.
— Человек должен как-то себя защищать, — ответил Пулло на невысказанный вопрос.
— На ферме вам ничего не угрожает. По крайней мере, до тех пор, пока вы остаетесь другом Хлаалу, — сказал хохлатый и посмотрел на меня и мнущегося позади данмера.
— Ну а ты чего ждешь? — обратился он к нему. — Тебе вообще дама досталась, радуйся — мог бы щупать господина Пулло.
Я снова обернулась к бандиту. Тот явно не был уверен, что хочет здесь находиться. Однако, гневить своего патрона ему хотелось еще меньше, и он подступил ко мне и занялся обыском.
Я была уверена, что первым делом он изымет у меня нож — он ведь видел, как я потянулась за пазуху! Но то ли сказалось волнение, то ли он не придал моему жесту значения, но обыск был быстрым, и ножа он не обнаружил.
— Все? — осведомился хохлатый. — Отлично. Тогда отправимся.
И он первым залез в сани.
Мы с наемником оказались посажены плечом к плечу на задней скамье. Хохлатый подумал и велел одному из своих усесться справа от меня, зажав меня между ним и Пулло. Остальные расселись напротив. Так мы и двинулись.
Возчик гнал коней по самым, верно, широким улицам в городе — в другие упряжка попросту бы не прошла. Редкие люди, бредущие с работы или рынка, не торопились давать дорогу, и возничему приходилось щелкать кнутом и материть их во всю глотку на своем языке. Стоило ему разогнаться, однако, на свободном отрезке, и лошади шли быстрее, а прохожие прыскали в стороны, опасаясь двухголового чудища с темнокожим безумцем на загривке.
Мы выехали из города через те же ворота, через которые я попала в него неделю назад — главный южный вход в Виндхельм. Тогда была ночь, теперь солнце заходило за хребты гор, дальше, дальше, падало в море где-то в Даггерфоле — там, где стояла Имперская академия, где когда-то учился поверенный Перастир Кравикен… оставивший столь глубокий след на моей судьбе.
Мое желание покинуть этот ужасный город было так сильно (хотя я этого и не осознавала), что я почти не обратила внимания на то, как стража на воротах нехотя выпустила сани из города, посетовав на неусидчивость темных. Только проехав толстый свод ворот, я поняла, что никто из стражников, вроде бы, не побежал никуда докладывать. Я искоса поглядела на Пулло. Тот, казалось, ничего не заметил.
Переехав через мост, сани свернули куда-то влево, прочь с главной дороги. По обеим сторонам этого проселка лежали убранные снегом поля. По правую руку снег искрился в последних лучах солнца, по левую — был вымазан сумерками. Впереди высился бор. Мы проехали сквозь него, вернее, сквозь его часть — я была рада снова оказаться на открытом месте, когда дорога вышла из лесу.
Ферма показалась спереди, когда было уже темно. Я не сразу распознала эти приземистые, сплюснутые строения среди мрака и снегов. Изгородь вокруг них и правда была никакой — даже, наверное, ниже, чем три ярда, и сработана не из бревен, а из досок.
Ворота были открыты. Возница остановил сани внутри, во дворике. Здания были частично врыты в землю — даже хлев. По двору вышагивали несколько данмеров с фонарями.
Я подумала, покинули ли уже город стражники.
У нас есть полчаса, чтобы выкрасть этого Рана, подумала я.
— Ну вот мы и на месте, — улыбнулся хохлатый. — Сейчас господин Ран вас примет.
Он слез с саней, поддерживаемый своими телохранителями. Мы последовали.
Мне казалось, что мы ехали слишком долго, и стража уже близко. От этого беспокойства я начинала дергаться и все мои движения, как следствие, представлялись мне излишне бросающимися в глаза.
Снег хрустел под нашими ногами. Хохлатый данмер провел нас к единственной из двухэтажных построек на подворье. В окнах ее горел свет.
Провожатый постучал в дверь. Ему открыли, и мы вошли внутрь.
Жмуря глаза от кажущегося ярким с ночной дороги света, я прислушалась. Ничего — только переговоры хохлатого с местной охраной — полушепотом, на своем языке.
— Господа! — раздался возглас откуда-то сверху.
Присмотревшись, я увидела, что на лестнице стоял данмер средних лет. Он носил кожаный плащ, явно куда более дорогой, чем все, что я видела на других эльфах, вместе взятое, несколько массивных перстней на пальцах и аккуратную темную бородку.
— И дамы, конечно же! — продолжил он. — Прошу вас, присоединитесь ко мне.
— Господин Ран, — сказал хохлатый подобострастно и, поклонившись, вышел.
— Ну же — поднимайтесь! — махнул Ран рукой себе за спину.
Его тон был дружелюбен, но подкреплен двумя охранниками, что стояли по бокам лестницы.
Наверху, судя по всему, была всего одна комната, занимавшая почти весь второй этаж. Украшена она была в соответствии с представлениями Рана о вкусе: крикливыми коврами из Хаммерфелла, огромными залежами золотой утвари, словно бы краденой из церквей (мне вспомнился незадачливый воришка из форта Хелген, приговоренный к повешению за такое преступление… интересно, помог ли ему выжить набег Проклявшихся?), обнаженными данмерскими статуями и стеллажами, занятыми бутылками с алкоголем. Посреди стоял стол, на котором громоздились тарелки со снедью. Пахло, должна признаться, здорово, но, видимо, в попытках поразить гостей великолепием посреди своей тундры Ран забыл о том, что подавать еду полагается не всю сразу, а по мере течения хода обеда — и горячей. Но как бы там ни было, аромат чего-то более изысканного, чем лук и хлеб с сыром, которые мы с Пулло только и потребляли в последние несколько дней (не говоря уже о той пище, которой я подвергалась в своем путешествии), заставил мой желудок выводить рулады более затейливые, чем бард на празднике в Имперской столице.
Ран присел за стол спиной к небольшому окну — совсем как Валбьорн в своем особняке — и сам с нетерпением приступил к трапезе. Заметив, что мы с Пулло стоим в нерешительности, он энергично замахал руками, приглашая нас за стол.
— Садитесь-садитесь-садитесь! — велел он с уже набитым ртом. — Одному мне со всем этим не справиться. Давайте, давайте!
Мы подчинились — не скажу, что нехотя.
— Итак, — прочавкал Ран, — вы хотите возить, — он отхлебнул вина из увесистой золотой чаши, — дурь в Донстар.
— Именно так, — заверил Пулло. Мне стоило некоторых усилий — и напоминания самой себе о том, что от него, вообще-то, зависит, выйду ли я отсюда живой, — не рассмеяться над его актерским талантом.
— Путь неблизкий, — ответил данмер. — Но господин Тори говорит, что верить вам можно — естественно, иначе бы не вы сейчас ели эти прекрасные блюда, а свиньи в Темном квартале ели бы вас, — я только сейчас заметила, какие у него были глаза: широко расставленные и странно, по-рыбьи, неподвижные. — Не поймите неправильно, я не хочу вам угрожать — но если я узнаю́, что кто-то из тех, с кем я имею дело, пытается быть умнее меня — я действую.
Он откинулся на спинку стула и отпил еще вина.
— Надеюсь, это понятно.
— Вполне, — ответил Пулло.
Ран кивнул и улыбнулся:
— Хорошо. Очень хорошо. Какие объемы вас интересуют?
Пулло помялся — весьма натурально, на этот раз.
— Мы хотим перерабатывать сахар сами, на месте, — сказал он.
— Правда?
— Да. У нас есть хороший алхимик. Всего один, поэтому нам нужно поставлять не по многу, но регулярно.
— Регулярные перевозки — штука опасная. Только ты думаешь, что все налажено — и тут появляется какой-нибудь умник из стражи и решает проверить не один мешок, а все. Или кто начнет отстреливать твоих парней на углах. В этом деле, — Ран прильнул к столу, — всякое бывает.
— Знаю. Поэтому и обращаюсь к профессионалу.
Рану явно пришлась по душе эта лесть:
— Хелрайн говорит, вы хотите возить сахар вместе с рудой.
— Так и есть.
— Сейчас это невозможно.
— Невозможно? — удивился Пулло.
— У нас тут компания по добыче руды, — доверительно кивнул Ран и подлил себе вина из большого кувшина. — Кое-что идет на продажу здесь, в Скайриме, но большую часть мы отправляем домой. Таково положение дел.
Пулло был поставлен в тупик таким заявлением. Тогда возить с древесиной, подумала я. Молчание тянулось, с ним утекало и наше с Пулло время, и я все ближе подходила к тому, чтобы высказать свое предложение, когда центурион наконец ожил:
— Нет. Боюсь, что нет. Так риск слишком велик. Нам придется отказаться.
И он начал вставать.
— Подождите, — прервал его Ран. Каким-то образом ему удалось не звучать умоляюще, хотя и угрозы в его голосе не было.
Только деловая хватка.
— Подождите, — повторил он еще более мягко. — Это не единственная возможность утаить ваши дела от недружелюбных таможенников. Ешьте, угощайтесь, прошу вас. У нас вся ночь впереди — к чему-нибудь мы да придем.
Пулло присел обратно.
Решил тянуть время так, подумала я. Умно. Вот только дубинку у тебя отобрали, а внизу дежурят двое мордоворотов.
И как прикажете похищать этого едока?
— Прежде, чем мы продолжим говорить о деле, — сказал данмер, — скажите мне, Тит Пулло: что вас заставило отойти от дел и заняться наркотиками? У вас ведь была слава — ну, полно, не обижайтесь, и сейчас есть, конечно — кто бы отказался иметь вас в своей гвардии или в качестве человека, занимающегося силовыми проблемами? — он лениво покрутил бокал в руке. — Громилы?
— Это невыгодно, — просто ответил Пулло.
— А продавать дурь — да еще и перерабатывать ее самостоятельно — на краю света — выгодно?
— Был бы талантливый алхимик. А у меня в Донстаре такой есть.
— А как вам такое предложение: я заплачу вам за этого вашего алхимика — если он действительно того стоит — и он будет работать на меня. А вы будете иметь процент с продаж здесь и в Рифтене. Куда безопаснее и выгоднее для вас.
— Выгоднее?
— Меньше риск.
— Смотрите: здесь, может, вам и раздолье. Пока идет война.
— О, я вас умоляю…
— Пока идет война, — настойчиво повторил Пулло.
— Спросите господина Тори, как тут обстояли…
— Война закончится — а она закончится — и Ульфрик, — голос центуриона слегка дрогнул на этом имени, — возьмется за вас конкретно.
— Когда война закончится, он уедет, покинет славную северную столицу и осчастливит собой Салитьюд.
— Тем хуже. Значит, здесь ко власти придет кто-то из его генералов. Они не отличаются толерантностью — еще больше, чем сам Ульфрик.
Ран отвел взгляд. Было видно, что он и сам думал об этом.
— Что вы будете делать? — спросил наемник. — Да ничего, вы уедете. Я не хочу вас обидеть, но, случись Плащам победить — а это возможно — и позиции ваших людей в Виндхельме станут еще хуже, чем сейчас. Вам не останется ничего, кроме как уехать.
— Наше положение, — ответил эльф, — не столь плачевно. Да, я понимаю, как это все выглядит со стороны — бедные угнетенные данмеры и все такое. Но… на самом деле, мы необходимы этому обществу. Не в обиду вам, — посмотрел он на меня, — будь сказано, но норды — не самые спокойные люди. И ума многим недостает. Контролировать такую массу сложно. Никому в Конунговом чертоге не хочется, чтобы работяги похватали молоты и пошли громить казармы, потому что солдат лучше кормят, или попроламывали друг дружке головы из-за косого взгляда. Мы нужны этому городу, Тит Пулло. В конце концов, каждому нужен кто-то, кого можно ненавидеть. А ненависть к нам, знаете ли, чудесно сплачивает народ. Как там в той песне — «ты никто, пока кто-то тебя не возненавидит»?
Пулло ответил не сразу:
— Вы… ваши люди гибнут в погромах, и… вы говорите о…
— Так и есть, — легко согласился Ран. — Но это — естественный ход событий. Вам это кажется ужасным…
— Это и есть ужас!
— Да, да. Но меня утешает мысль, что никто не позволит этим, хм, патриотам вырезать нас всех. Понимаете — мы ведем войну: они нам — погромы, мы им — зелье, от которого у них мозги гниют. В ней никто не победит — все будет продолжаться, пока стоит этот проклятый город. И такова природа, Тит Пулло, нравится вам это или нет.
Ран подлил себе еще вина и выпил, не смакуя.
— Ладно, — сказал он спокойнее. — Я понял: своего алхимика вы не уступите. Ваше право. И все же, Донстар…
— Я как раз хотел сказать, — проговорил Пулло. — Место отдаленное, оно-то и до войны никому особо не нужно было…
— Ну, порт…
— Какой там порт. Кто бы ни победил, Донстар будет последним, что ему нужно. Страна в руинах, я не знаю, кто будет сеять хлеб по весне, учитывая, что конунг собрал новое войско. Кому нужен город где-то на севере, когда нечем кормить свою столицу?
— Меня не оставляет один вопрос: кто, пепел его возьми, станет покупать у тебя скуму в этой дыре? Это меня заинтересовало с того самого момента, как Хелрайн рассказал о ваших планах. Нет, ну все-таки! Люди оттуда бежать должны, а не скумой баловаться.
— Кто сказал, что я собираюсь продавать ее в Донстаре?
121212Ран на секунду задумался, а потом тихо расхохотался.
— Умно, ничего не скажешь! Ай да Пулло. Как же ты собираешься вывозить ее из Донстара, м-м?
— Кто куда-то что-то возит должен знать, что выгоднее возить что-то и обратно. Впрочем, если вы не можете поставлять руду, то продолжать разговор я не вижу смысла.
— Постойте. Вы же понимаете — я не могу просто взять и прервать поставки своим клиентам, вот так, ничего не объясняя. Но, если я подумаю…
Он поднялся с места. Медленно, опираясь на столешницу, обогнул стол и, достав ключ откуда-то из-под плаща, опустился на корточки перед украшенным резьбой сундучком у стены.
— Сейчас посмотрим, — сказал он, отпирая его.
Я посмотрела на Пулло. По моим подсчетам, нам было пора хватать Рана и тащить его к повозке.
Все бы ничего — только внизу единственной лестницы дежурили двое, а еще несколько — на улице и в других зданиях.
Ран распрямился. В руках он держал увесистую кипу сшитых листов.
— Ну вот, — перевернул он несколько страниц. — Вообще, я бы мог… ну нет, не ему… а вот Сейру…
Снизу распахнулась дверь. Ран насторожился, оторвав глаза от своих записей.
Вслед за шумом донеслись голоса: один громкий, что-то быстро и злобно рассказывающий на их языке.
Другие были дальше, но, слыша их аккомпанемент, сомневаться не приходилось: так кричать может только стража, столкнувшаяся с сопротивлением.
Я начала вставать — медленно, что было глупо, учитывая, что Ран стоял ко мне лицом и прекрасно все видел.
Пулло дернул меня за руку, усадив обратно.
Внизу хлопнула дверь. На лестнице затопотали.
Один из телохранителей Рана взлетел наверх. Он был перепуган и едва мог говорить. Рану пришлось ударить его, чтобы тот перестал мямлить.
Он докладывал на данмерском, но было ясно, что происходило на ферме. Мне просто физически было необходимо встать, воткнуть в Рана нож, сделать хоть что-нибудь, но центурион сбоку продолжал сжимать мою руку.
Ран выслушал. Ран отдал приказ. Ран спустил охранника с лестницы и вернулся к своему кубку вина.
— Стража напала, — сказал он. — Не волнуйтесь, здесь нет ничего, что можно было бы привязать к какой-то… незаконности.
Несмотря на свои слова, он выглядел очень напряженным. Его взгляд был направлен в чашу с вином — в никуда.
Снизу снова захлопала дверь — видно, телохранители Рана выбежали своим на подмогу.
— Нужно спуститься, — улыбнулся он. — Просто присмотрю, чтобы не было кровопролития.
Темный поставил кубок на стол и двинулся к лестнице.
Пулло встал.
— Господин Ран, — сказал он громогласно; таким голосом он давал команды, когда был центурионом. — Я требую извинений за случай на складе.
Рана, уже подошедшего к спуску, это заставило сделать ошибку.
Он остановился.
Вероятно, его сбила с толку тема, которую выбрал сигнифер. Его мысли были заняты текущим, и такая перемена поставила его в тупик — буквально на секунду.
Большего и не потребовалось.
У Пулло забрали дубинку — она и не была ему нужна. И как я могла в этом усомниться? Удар любой дубинкой покажется предпочтительнее при виде кулаков центуриона.
Только что Пулло стоял у стола, а вот он уже поднимает с пола господина Рана у самой лестницы.
— Окно, — хрипит он, держа эльфа локтем за шею.
Времени соблюдать приличия нет. Лезу через стол — в грязных сапогах. Что-то падает на пол. Со стола, рядом с недопитым рановым кубком, хватаю его учет. Пулло снова хрипит за спиной что-то нечленораздельное — не иначе, торопит.
Окно застеклено. Это удачно — бычий пузырь не выбьешь ударом. Кувшином разбиваю стекла — вино расплескивается по воздуху. Я больше не тревожусь.
Налегая на раму плечом, выдавливаю ее наружу. Теперь, возможно, мы пролезем. Возможно, даже у Пулло получится.
— Первая, — слышу из-за спины. Что-то пыхтит оглоушенный Ран.
Лезу первой. Тут не очень-то высоко — всего второй этаж. Приземляюсь в снег. Откатываюсь — сверху ползет Ран, за ним Пулло.
Спустившись, Пулло снова хватает темного.
— Где ворота? — спрашивает он.
Ран только мычит. Похоже, центурион перестарался и сотряс ему мозги.
— Лезем через забор, — решает Пулло и тянет его за собой.
— Тихо! — дергаю его за шубу: несколько стражников пробегают из-за угла дома. Мы падаем в снег — все втроем. Те нас не замечают — увлечены преследованием.
На улице неразбериха. Данмеры не собираются сдаваться — то ли здесь все-таки есть что-то противозаконное, то ли бой начался еще до того, как они поняли, что перед ними стража — так или иначе, это не закончится, пока стража всех не изобьет или не распугает. А может, только сломанными конечностями и выбитыми челюстями дело сегодня и не закончится: как ни крути, сопротивление, да еще и со стороны темных…
— Пошли, — рычит центурион.
Мы идем. Несколько раз прячемся за домами, изгородями, в снегу — мимо топочут стражники или данмеры. Ни те ни другие не станут разбираться.
Забор вокруг казался гораздо ниже, когда по нему не приходилось карабкаться. Подморозило — он был скользок от тоненького ледка.
Я лезла первой, сбоку — Ран. Пулло прикрывал. Каким-то чудом сшитая «книга» Рана все еще была при мне — хоть я и таскала ее в руках. У меня была мысль бросить ее, чтобы освободить руки, но я предпочла сунуть ее в зубы. Не знаю, зачем: может, в ней ничего и не было про Рифтен. Но почему-то мне тогда показалось важным ее взять, раз уж я задержалась в доме, чтобы забрать ее.
У Пулло, как оказалось, были отличные навыки ориентирования по каракулям на доске. Может, он обладал каким-то зверьим чутьем и почуял возницу с его лошадью — как знать?
— Залезай, — велел он Рану. Тот, скуля, подчинился.
Центурион залез на повозку сам и подал мне руку. Рывок, которым он втянул меня наверх, почти не был грубым.
Повозка обошла ферму. Из-за забора были слышны вопли и стук. Мы оставили их позади.
В город нас повезли другим путем, с тем, чтобы не проезжать через те же ворота, из которых вышла недавно стража.
Ночь была светлая — полнолуние было совсем недавно. Я открыла записи Рана.
— Ну и что это? — спросил Пулло.
— Какой-то херов шифр, — разочарованно сказала я. — Или их письмена, не поймешь.
— Ну, он расшифрует, — он кивнул на скорчившегося на досках повозки эльфа.
Я захлопнула переплетенные листы. Потрясла, держа за швы.
Несколько листков. Я наклонилась и подняла их.
Два или три были написаны той же странной клинописью, что и книга учета. Еще один — его я подняла вторым — был исписан убористым почерком на сиродиильском.
Это, как, видимо, и остальные не подшитые листки, была не бухгалтерская запись, а письмо. Почерк был неаккуратным, но по нему было видно, что писавшему было не в новинку пользоваться этим алфавитом. Посередке листа шла линия сгиба, и свернутое вдвое, письмо занимало не больше ладони.
Оно гласило:
Т. нач-ет злиться. Геолог: гезенк готов гд-т на треть. За четырнадцать лет. Нужно увел. выработку. Укрепления должны нести больше веса. Присылай все на о-в. Древесину — тоже. Меня не интер., сколько хочет таможня. Хочет — плати. Т. более, не инт. Т. Думаю, тебе не нужно говорить, что его не стоит злить. Учти — это все, чем ты полезен на материке. Не переставай быть полезен. Перешли это Х., когда доберется до города. Да, я знаю, кто он. А он знает, кто такой Т. Так что пусть увелич. объем.
121212Насчет мигр. Шли сколько можешь. Но руда — первое. И следи, чтобы они не знали, куда едут. Те, кот. ты присылал полгода назад, все знали, и когда открыли трюм, они выскочили с заточенными ложками, и мы бы потеряли больше чем одного, если бы не шторм.
121212Насчет инстр. Шли все что есть.
121212Хлаалу
121212
— Что там? — спросил Пулло.
121212
Я отдала письмо ему. Он пробежал текст глазами. Пожал плечами, скомкал листок и выбросил его в уносящийся назад снег.