«Ворон». Перевод с английского.

Ворон

Эдгар Аллан По

Как-то поздно, в полночь, бдел я, хоть устал, но всё ж сидел я,

Над страницами корпел я тайных и забытых книг.

Клевал носом, чуть не спал я, как внезапно услыхал я

Скрип — и тихий, тихий скрежет у моей входной двери.

Я себе сказал: «Простите, это, верно посетитель у моей входной двери.

Вот и всё, прах побери».

О, то был декабрь блеклый, духи угольков померкли

И как узники из пекла отражались на полу.

Страстно жаждал я прозренья, ища в книгах избавленья,

От печали избавленья по утраченной Ленор,

По святой безгрешной деве с милым именем Ленор —

Отошедшей в Сад Эдемский, обезымевшей с тех пор.

Шелковый, неверный, мерзкий, шелест каждой занавески

Отдавался очень резко в фантастической тиши.

Чтоб тревогу облегчить мне, я себе твердил: «смотрите,

Это просто посетитель у моей входной двери —

Просто поздний гость стучится у моей входной двери —

Просто гость, прах побери».

Успокоившись немного, я придвинулся к порогу

И сказал: «Прошу прощенья, сэр иль леди, но, увы,

Дело в том, что уж дремал я, и не знаю, коль слыхал я

Стук ваш или он приснился целиком мне, как и вы».

С этими словами резко распахнул наружу дверь —

Темнота одна за ней.

Вглядываясь в тьму за дверью, я стоял, боясь и веря,

Темноту глазами меря, как никто прежде меня.

Только тьма осталась прежней, а глухая тишь — безбрежной,

И лишь слово безнадежно унеслось во мглу: «Ленор?».

Это я сказал, и эхо

Прошептало мне: «Ленор!»

Прочь от темного порога возвратясь в свою берлогу,

Я услышал снова скрежет — громче чуть, чем в первый раз.

«Точно», я сказал, «то что-то на моей окна решетке;

Нужно рассмотреть все четко, и загадка решена!

Сердце пусть замрет на время — но загадка решена! —

Это просто ветер, да!»

Распахнул окна я ставню, как, не обратив вниманья

На меня, вошел вдруг Ворон старых и блаженных дней.

Он вышагивал помпезно, глядя гордо, нелюбезно,

И, с достоинством господским, он вспорхнул к двери моей,

На Паллады бюст над дверью взгромоздился поскорей.

И уселся, и расправил крылья в свете фонарей.

Я не мог не восхититься тем, с каким значеньем птица

У меня расположилась, только лишь попав сюда.

«Хоть наряд твой чорн и порван, ты», я молвил, очарован,

«Ты еси хоробрый Ворон, караулящий суда

На брегах ночных Плутона. Как зовешься ты, брада?»

Каркнул Ворон: «Никогда».

Сильно удивил ответом четким столь меня он, в этом

Слове нет, хотя, при этом, смысла даже и следа.

Но, однако, было ясно — озарен мой день ненастный

Посещеньем птицы властной, что как бог была горда.

И немногим выпадало видеть зверя у себя —

По прозванью «Никогда».

Лишь одно это ворчанье с безмятежна изваянья

Словно душу Ворон в тайне словом из себя исторг.

Он сидел, безмолвен, мрачен, я стоял пред ним, невзрачный.

Прошептал я: «Как другие оставляли этот двор,

Он к утру меня покинет — как мои надежды, да!»

Он ответил: «Никогда».

Пораженный столь удачным я ответом однозначным

Молвил: «Несомненно, это выучил мой гость тогда

От хозяина такого, кто твердил лишь это слово,

Песни чьи были суровы, чья судьба была худа —

Погребальны песни были и судьба была худа,

Узнал это «никогда».

Все такой же удивлённый я прилётом птицы чорной

Подошел к двери поближе и застыл в тени гнезда,

Вороном определённа и на бюсте заложённа,

Взялся думать я упорно, была ли мной понята

Мысль этой вещей птицы была ли мной понята —

В скрежетаньи  «никогда».

Тихо голову ломая, подошел обратно к краю

Я кровати, пожираем взглядом огненным; глаза

Уж слипались от бессонья, от пророчеств от вороньих,

Голову я на подушку положил, где шла кайма.

Было, здесь она лежала, на подушке, где кайма –

Но… но больше никогда.

И, казалось, можно слышать: воздух фимиамом дышит,

Поступь серафима, свыше заглянувшего сюда.

«Пей, несчастный», проронил я, «пей! на ангельских на крыльях

Твой Господь послал забвенье от любви к Ленор — о да!

Пей забвенье, и избавься от печали навсегда!»

Каркнул Ворон: «Никогда».

Выкрикнул я: «Искуситель под личиной древней птицы,

Кто прислал тебя в обитель, чтобы мучил ты меня?!

Хоть и бес, но всё же вещий, разевает клюв зловещий,

Ты скажи мне, Ворон вещий, правду мне скажи, о да!

Есть ль леченье в Галааде — правду мне скажи, о да!»

Каркнул Ворон: «Никогда».

Выкрикнул я: «Умоляю, бес, пророк ли — я не знаю,

Но скажи мне, заклинаю Бога именем тебя,

Приоткрой: в Саду Эдемском слышен смех ли нежный, женский

Девы редкой и безгрешной, что как лань была млада?

Смех моей Ленор безгрешной, что как лань была млада?»

Каркнул Ворон: «Никогда».

Я сказал: «На этом слове расстаёмся мы с тобою,

Возвращайся на ночные на Плутона берега!

Не остави здесь пера мне — знака лжи — в момент прощанья,

Скройся, скройся прочь, и в тайне ты покинь, покинь меня!

Клюв ты свой достань из сердца, что вонзил ты мне туда!»

Каркнул Ворон: «Никогда».

Так же Ворон неумолчен, днем и ночью, днем и ночью

На Паллады бюсте бледном он сидит, сидит всегда.

И глаза его блестящи — блеском чудища из чащи,

Словно демон, только спящий — тень по полу разлита.

И моя душа из тени, что по полу разлита

Не восстанет — никогда!